Пасынок судьбы - Страница 96

Когда дверь захлопнулась, она встала и вошла в кабинет. Его хозяин сидел, обхватив голову руками, и напряженно думал. Она коснулась его плеч и начала нежно разминать их.

— Погоди, сейчас не до тебя.

— Тебе всегда не до меня. Расслабься, все хорошо!..

— Эта малолетняя сволочь все нервы вытрепала!.. — он грязно выругался. Женщина начала от плеч перебираться все дальше и дальше к груди, призывно лаская.

— Вышвырнул бы ты его, и дело с концом. Зачем держишь?

Хозяин кабинета накрыл ее руки своими, не давая развивать наступление.

— ДБ дважды присылал на него запросы, на личное дело. В том году, и в этом, с разницей в полгода.

— И что?

— Департамент не интересуется людьми просто так. Кто его знает, для чего он им?

— Брось…

Женщина томно выгнулась, все же развивая успех, и перекочевала начальнику на колени. Тот принялся гладить ее ноги, перебираясь все выше, с интересом изучая декольте.

— Если бы был один запрос… Но второй! Они наблюдают за ним, и если я его просто так исключу… Могут возникнуть проблемы.

— Мало ли для чего департамент за кем-то наблюдает? Может быть сотня причин!

— Но он…

— За ним кто-то стоит?

Мужчина поколебался, но отрицательно покачал головой.

— Нет.

— Тогда в чем дело? Департаменту плевать на всяких выскочек, поверь… — Она впилась ему в губы. — Возьми меня, прямо сейчас…

Мужчина с силой оторвался от нее.

— Наверное, ты права!

Затем резко передислоцировал ее на стол и до верха поднял юбку.

— Кажется, на тебе много лишней одежды…

Глава 11. Социальное неравенство

С доном Алехандро я так и не поговорил, никакой стратегии не выработал.

Я не знал, что делать и за что браться; все валилось из рук, ничего не придумывалось. Ситуация сложилась следующая: директор — мудак, который покроет Толстого, что бы тот ни выкинул. Уж если он Рамоса после всего не выкинул…

Откроюсь: я сильно подозревал, что меня выкинут вместе с Рамосом, за компанию. Но в столовой у меня не было иного выхода, кроме как сделать то, что сделал. Это был вопрос чести, престижа… Самоуважения, наконец! Как я буду смотреть в глаза Бэль в субботу, зная, что я дерьмо? Ни одна школа не стоит этого! Поэтому результат вчерашней баталии меня немного озадачил, но в то же время обрадовал — я продолжаю учиться, у меня есть небольшая отсрочка.

Так вот, к ситуации. Директор с удовольствием вышвырнет меня, наплевав на правила и уставы, и даже на сеньору министра. Конечно, где я и где она: мне не достучаться до нее, и он прекрасно об этом знает, блеф не сработает. Все мои планы относительно Толстого, администрации, подстав, департаментов и прочего накрылись медным тазом (есть такая идиома в русском языке). Техническая часть, кроме моего навигатора (но то отдельная песня), не работает, как преодолеть глушилки и не запеленговаться — ребята так и не придумали. С виртуалом тоже имелись проблемы — быстро такие вещи не делаются, либо наоборот, делаются очень быстро и молниеносно, но для того надо обладать просто термоядерной сенсацией. Таковой пока не было, и я молился, чтоб не было подольше. С журналистами тоже пока не густо — лишь через десятые руки знакомая знакомого Хуана Карлоса, вечно занятая девочка, уделит нам время в воскресенье. То есть, мы встретимся в воскресенье, только тогда выясним, поможет она или нет, и лишь затем начнем разрабатывать план. Ключевое слово «начнем».

Тем временем банда Толстого рвет и мечет. Вчера встретить меня они не пытались, были растеряны, но что им мешает сделать это сегодня? Или не так: что им мешает найти меня в районе после занятий? Вечером, после тренировки? Перед школой? Это беспредельщики, они жаждут моей крови и мне нечего им противопоставить.

Короче, дело — труба. Ко всему еще и дон Алехандро уехал, так сказали в учебной части, куда я подошел перед занятиями.

Во дворе, перед фонтаном, меня встретили трое во главе с Кампосом. Я решил не уклоняться от разговора и подошел вплотную, внутренне готовясь ко всему. Но нет, на сей раз они решили просто поговорить.

— Хуанито, дружище, разговор есть!

— Слушаю. — Я был весь во внимании.

— Мы все прекрасно знаем, что ты вчера натворил.

Я кивнул.

— Так вот, сегодня ты забираешь документы и чешешь. И больше здесь до конца жизни не появляешься. Это ультиматум, даем времени тебе до пятой пары. Если после нее ты все еще будешь числиться здесь, ты об этом пожалеешь.

Кампос был серьезен, как никогда. И он не шутил, не блефовал — больше чем уверен, он уже подготовил мне веселую вечернюю программу. Но то, что он говорил не вязалось с его имиджем, с его поведением до. Кампос не Иисус, чтобы что-то прощать.

— Откуда такая тактичность? С чего бы это ты меня отпускал, вот так, не отомстив?

Его лицо исказилось в гримасе. Ему не хотелось говорить, он попытался уйти от ответа:

— Я добрый. И справедливый. И не хочу лишней крови. Ты уйдешь, все забудут о случившемся инциденте, и все будут счастливы. Ты — что остался жив, мы — что не будем лицезреть здесь твой фенотип.

— Бенито, может ты еще и вторую щеку подставишь?

— А?

Ясно, библию он не читал.

— Не похоже на тебя. Где гарантии?

— Мое слово в присутствии пацанов. — «Пацаны» кивнули, как бы подтверждая этим незыблемость слова предводителя. Мне захотелось рассмеяться, но сдержался.

— Мое слово твердо. Если ты уйдешь отсюда с документами — ты уйдешь отсюда. Если решишь продолжать колотить свои бессмысленные понты… Ты отсюда не уйдешь. Я ясно выражаюсь?