Пасынок судьбы - Страница 107

107

А вот и главный для меня памятник. И не потому, что я живу на этой улице, «Улице первого космонавта Гагарина». И не потому, что считаю себя, как и он, немного русским. Той России, в которой жил он, давно нет, а та, что есть сейчас, также далека от меня, как и от него. Просто этот человек… Герой, легенда! Симпатичный улыбающийся бронзовый юноша с поднятой рукой, в скафандре с надписью «СССР». И монументальная фраза, выбитая на всех языках мира: «Поехали!». Он притягивает своей простотой, внешностью, своей харизматичной улыбкой. Его делали русские, как Фернандеса — имперцы, а китайцев — китайцы, и скульптор умело передал свое трепетное отношение к человеку-истории.

Он был первым. Не так, ПЕРВЫМ. Больше в истории первых не было, как бы ни пытались американцы утверждать, что они круче, раз первые добрались до Луны, а китайцы — до Марса. Имперцы тоже строят из себя героев, дескать, проникнуть сюда, сквозь сферу вечного урагана, сесть в пятисотградусной жаре и почти стоатмосферном давлении — не хухры-мухры, но это все не то. Они НЕпервые, какие бы аргументы не приводили.

До этого человека в космос летало лишь несколько собак, половина из которых не вернулась. Взлетая, он сам не был уверен, что приземлится — вероятность успеха оценивалась чуть более пятидесяти процентов. Все же приземлившись, он чуть было не погиб, его нашли уже на исходе расчетного времени, когда искать живого человека бесполезно. И он победил.

Я подошел к монументу и внимательно его осмотрел. Веселое лицо парня… Насколько же старше меня он был тогда? Не на много.

Это герой, но герой не только он. Целая нация, страна героев! Нищая, разрушенная в годы Второй мировой войны, страдающая от человеконенавистнического режима. Страна, где люди питались впроголодь, но смогли, напрягая все силы, сделать это — стать Первыми. Подвигом может называться лишь то, что сделано через силу и муку, претерпевая лишения или опасности, а не то, на что потрачены бОльшие деньги.

А я, сделал ли я в жизни хоть один поступок, который может назваться подвигом? Не знаю, но знаю, на кого буду ровняться.

В берушах раздался противный «пиим» от браслета. Я активировал связь — мама. В душе все поднялось от волнения.

— Да?

— Сынок, он точно удалил все файлы?

— Да. В моем присутствии.

— Он мог блефовать?

Я задумался.

— Не думаю. Кто я такой для него? Да и не нужны ему лишние проблемы.

— Хорошо.

Мать разъединилась.

Сделав еще круг, я опустился на лавочку, наблюдая за людьми. Жизнь не окончена! Подумаешь, исключили. Зато я ушел сам, с гордо поднятой головой, а не уполз, побитый, как щенок. Парни… Интересно, что стало с ними? Хуан Карлос обещал выяснить, но пока известий не поступало. Их сильно избили, та схватка тоже была нешуточная, но вроде приказа об отчислении никто не видел. Что бы там ни было, завтра я все узнаю.

Минут через десять вновь раздался звонок.

— Да?

— Можешь идти домой.

— Что они сказали?

— Придешь — потом.

Я не против.

— Завтра пойдешь и напишешь заявление, чтобы забрать документы, — сходу огорошила мать. — Будешь учиться в другой школе.

— Но они и так мне их отдадут… — не понял я.

— Ты не правильно понял, не они отдадут, а ты! Заберешь!

Я присел, стоять и размышлять на такие абстрактные темы сложновато.

— То есть, меня не могут отчислить.

— Да. Данных с камер нет, следовательно — нет никаких доказательств, что ты виновен.

— У них останется открытое дело. Даже два. Еще запись с навигатора и вещдоки…

— Сын, — серьезно посмотрела мать. — Где вещдоки?

Я замялся.

— В департаменте. — И зачем-то уточнил — Безопасности.

— А запись с экспертной оценкой кто может выдать? Что ты сказал по этому поводу?

— Департамент…

До меня дошло.

— Блин, они что… Могут надавить на департамент?

— Ну, зачем сразу «давить»… — усмехнулась она. И я понял, что все гораздо круче, чем я думал. — Приказать!

С открытым ртом я сидел минут пять.

— У них своя волосатая рука в департаменте, у твоих родственников — своя… — она усмехнулась от слова «родственники». — Вопрос лишь в том, чья рука чьей может приказывать.

Вот это я идиот! У меня под носом все это время находилось решение проблемы, а я бегал, суетился, придумывал какие-то схемы. Да было достаточно лишь подставить самого себя и подключить их, и проблема была бы решена! Точно, идиот.

И тут же я одернул сам себя — все правильно я делал. Если они за столько лет не соизволили со мной связаться, значит, у них были на то причины. Например, нежелание меня видеть и слышать. Неспроста же мама ничего не говорит про них? Так что все правильно, помогли — и ладно, рассчитывать на них в будущем не стоит.

— Спасибо, мама!

Я бросился ей на шею. Она аж прослезилась от счастья. Она любит меня, сильно-сильно! И я больше не должен допускать, чтобы она из-за меня плакала.

— А теперь марш в постель, тебе завтра рано вставать.

Я попробовал протестовать.

— Зачем? Я там все равно больше не учусь. Высплюсь…

— Раньше встанешь — раньше отстреляешься! — отрезала она. — Если Витковский не захочет идти на контакт, с ним будут разговаривать юристы. Так что иди… Не прямо к открытию, но пораньше, к десяти.

— Хорошо, мам. Спасибо!

Я пошел в свою комнату. Она лишь улыбнулась вслед.

Я уже ложился, когда меня настиг звонок Хуана Карлоса.

— Мужик, ты крут! — заорал он. — Ты видел это?

— Что? — не понял я.

107